БЕЗУДЕРЖНЫЙ ЮБИЛЕЙ
В 1899 году Российская Империя с большим размахом и потрясающей неразборчивостью отпраздновала столетний юбилей А.С. Пушкина. Магазины были завалены духами и папиросами в честь Пушкина, грудами его трудов, портретов, во всех городах гремели выставки и торжества в его честь, в земствах и лицеях прошли литературные и музыкальные пушкинские вечера. В честь Пушкина называли школы, библиотеки, читальни.
Никто не остался в стороне.
В пехотных полках солдат знакомили с «произведениями великого поэта и литературными произведениями вообще», закупали для ротных библиотек томики со стихами и поэмами Пушкина.
В Кашире устроили «праздник древонасаждений в честь Пушкина», разбив в городском парке клумбу в виде исполинской звезды с инициалами «А.С.П.».
В окнах всех лавок во всех городах империи глазели на улицу бюсты Пушкина, портреты Пушкина, портреты жены Пушкина. Они стояли даже в витринах магазинов погребальных принадлежностей («Дон», №53, 16 мая 1899).
В журналах и альманахах печатали статьи о Пушкине и астрономии, о Пушкине и Платоне. В Томском университете прочли торжественную речь о Пушкине и хирургии. Профессор напомнил, что «дивный гений погиб от раны безымянной кости, крестца и полости живота», и в наше время медики без труда могли бы спасти этого «гениального выразителя русского духа» («Пермские губернские ведомости», №241, 7 ноября 1899).
В ресторанах разыгрывались такие сценки.
«- Один обед, - говорю я лакею.
- Обыкновенный или "пушкинский"? – спрашивает лакей.
Оказывается, предприимчивый ресторатор придумал специальные "пушкинские обеды". Меню "пушкинского обеда" составлено по рецепту из "Евгения Онегина": ростбиф, трюфели, страсбургский пирог, ламбургский сыр, ананасы и т.д.
- Ну, а "вдовы Клико или Моэта благословенное вино" имеется? – спросил лакея.
- Никак нет. У нас все вина собственного розлива-с» («Петербургская газета», №145, 30 мая 1899).
Всюду звенело имя Пушкина. Были выпущены памятные жетоны и билеты, похожие на банкноты: ушлые граждане расплачивались ими в деревнях.
Газеты пестрели объявлениями: мыло Пушкина, водка Пушкина (в бутылке с его профилем), пиво «Пушкин».
«От великого до смешного менее шага. Они разделены такой тонкой, такой вечно движущейся гранью, что очень и очень часто одно понятие переходит в другое. Драма становится шаржем…
Великое имя, с которым связаны все лучшие воспоминания каждого, кто имел детство и чему-нибудь учился, превратили в обиходный ярлык, в размалеванную ширму, прикрывающую прямо безобразные операции.
Торгаши не постыдились наклеить этот национальный "ярлык" на массу предметов, не имеющих никакого отношения к поэзии и литературе…
Какой-то юркий аферист выпустил "пушкинские лампы", а его подражатель – стальные перья. В Одессе – меркантильной, торгашеской Одессе, – которую поэт сначала полюбил, а потом возненавидел за ее классическую грязь и сплетни, пишущий эти строки нашел на окнах магазинов, "доводящих ум до восторга", сотни предметов с именем поэта.
Вазы, веера, безобразные по своей вульгарной крикливости альбомы, уродливые акварели, подсвечники и многое другое снабжены ярлыками: "Пушкинский", "В память Пушкина" или просто "А.С. Пушкин"…
Пушкинские портреты, виды с. Михайловского, сцена дуэли, книжки, биографии et cetera… вышли в сотнях тысяч экземпляров, но доброкачественность их такова, что… что просто стыдно становится за "издателей", спекулирующих великим именем. К этой макулатуре как нельзя более применимо "изречение" Фамусова: "Собрать бы книги все да сжечь"» («Волгарь», №143, 27 мая 1899).
Один репортер спросил у торговца, а что общего между Пушкиным и спичками, которыми торговала его лавка. Находчивый купец ответил с блеском: «Общее? Борьба с тьмой и торжество света!..» («Петербургская газета», №145, 30 мая 1899).
День рождения поэта отметили с помпезностью. Фейерверки, парады, военные оркестры, бенгальские огни. Простой народ радовался грохоту и шуму, но о самом Пушкине получил едва ли какое-то представление. Кто-то даже считал, что Пушкин был страшный разбойник («Енисей», №88, 28 июня 1899).
Прошли праздники, и Пушкина скоро забыли. К осени магазины распродали все медальоны и чернильницы. Их реклама из газет пропала. И лишь изредка, напоследок, репортеры передавали печальные, как повести Чехова, истории о Пушкине и народе.
Особенно красочная история случилась в Минске. В дни пушкинских торжеств, как и всюду, здесь изо всех сил чествовали поэта: читали, играли, пели, а на специально заказанный бюст возлагали венки с лентами.
Затем бюст «до поры до времени» поставили в фойе театра. Получилось эффектно: входишь и сразу видишь, что попал в культурное место, перед глазами на пьедестале стоит Александр Сергеевич.
Но ничто не вечно под Луной, и бедного Пушкина вскоре решили убрать, поставить в угол. На его место посредине фойе разместили стол с чаем и бутербродами.
«Пушкин принесен в жертву буфету – как это хорошо рекомендует минчан», - грустно отметил репортер («Минский листок, №122, 14 октября 1899).
